Однажды летом муж принес домой иконы святых царственных страстотерпцев. Сказал, что, вероятно, кто-то избавился от нее за ненадобностью. Доска, на которой написан образ, была уже ветхой, а изображение ликов – потертым.

Честно признаюсь, на тот момент мы не особо задумывались о цели жизни, да и мало что знали о православии. Но коль в руки попала святыня, решили показать ее реставратору, как ни странно, имевшемуся в числе наших знакомых. Дмитрий посмотрел и взял икону в работу.

Через пару месяцев в красивом деревянном киоте образ царской семьи появился в нашем постепенно пополняющемся домашнем иконостасе. Шло время. Мы обвенчались, а  15 июля 2017 года появился на свет наш ребенок.

Счастливая, с дочкой, лежала в послеродовом отделении и с нетерпением ждала выписки. Утром 17 июля особенно не спалось. С рассветом солнце безмятежно светило в окно. Я вспомнила про икону... Кругом была незыблемая тишина.

Ежедневный обход медперсонала начался по расписанию. Будучи спокойной за ребенка, уснувшего после кормления, я сходила на все процедуры и вернулась в палату. К моему приходу детская медсестра без моего ведома удалила дочке пуповинный остаток и отдала мне ребенка. С намерением запеленать я положила малютку на кровать и на секунду отвернулась взять чистое белье.

 Ужас охватил меня, когда я взглянула на малышку. Из ее маленького носика и изо рта фонтаном брызгала белая жидкость. Быстро утерев лицо дочери, взяла ее на руки в надежде, что все обойдется. Но этого не проходило. Ребенок пытался активно заглатывать воздух ртом: я поняла, что она задыхается. Никакие известные мне методы, производимые в таких случаях, не помогали. То, что счет шел на секунды, было очевидным – тело девочки меняло цвет, она широко раскрывала глаза и тянула ручки в стороны. С ней я выбежала в коридор, но там никого не оказалось.

Вспомнив, что после родов на каталке меня провозили мимо детского отделения, я бросилась туда. Дежурный врач, видимо заметив меня еще издалека, вышла навстречу с вопросом: «Что случилось?». Затем спросила еще о чем-то, и уточнила, когда сняли пуповину. Забрала ребенка и вежливо попросила меня выйти из блока.

Несколько минут за прозрачными пластиковыми стенами я наблюдала за действиями врачей, понимая, что все очень серьезно. Потом вышла медсестра и проводила меня обратно в палату. Беспокоясь, в течение часа я еще несколько раз подходила к детскому отделению, но выяснить что-либо о состоянии дочери мне не удавалось. Только видела, как несколько людей в медицинской одежде, склоняясь над чьим-то ребенком, вероятно, спасали его жизнь.

 В очередной раз вернувшись в палату, я подошла к окну и увидела родное лицо – вопреки убеждениям, что со мной все хорошо и приезжать не нужно, меня решила навестить тетушка. Тогда мое состояние говорило само за себя. На ее расспросы я выпалила все как на духу. Поскольку посторонним проходить в больницу было запрещено, общались мы с родственницей через окно. Конечно же, ситуация казалась безвыходной, − я могла только уповать на Господа. Именно в подобных ситуациях как никогда осознаешь, какое же благо храм на территории больницы! Я попросила тетю заказать молебен о здравии святым царственным страстотерпцам – был день их памяти.

 После ее ухода стала искать в интернете молитву святой царице Александре. Телефон выдал текст акафиста. Так горячо и сильно в своей жизни раньше я никогда ничего не просила. Стою у окна. Голова гудит, душно. Слезы и молитва льются ручьем. Прочитав до конца, без сил, прилегла на кровать и незаметно уснула. Разбудил меня детский плач. Еще не открыв глаза, я поняла: это мой ребенок. Встрепенулась, вскочила с койки, − детская медсестра стояла в палате с моей крохой: «Кормите, мамочка, с девочкой все хорошо! Она проснулась и хочет покушать!».

 Я взяла младенца на руки и впервые назвала ее Александрой. И когда кто-нибудь спрашивает, когда родилась наша дочь, я несколько секунд нахожусь в молчании – ведь у нее все-таки два дня рождения.

Ирина КАТКОВА